Два рассказа(посмеятся)
Стасег: Первый -детский рассказ Гайдара, кто учился при СССР без сомнения его помнит У красноармейца Василия Крюкова была ранена лошадь, и его нагоняли белые казаки. Он, конечно, мог бы застрелиться, но ему этого не захотелось. Он отшвырнул пустую винтовку, отстегнул саблю, сунул наган за пазуху и, повернув ослабелого коня, поехал казакам навстречу. Казаки удивились такому делу, ибо не в обычае той войны было, чтобы красные бросали оружие наземь... Поэтому они не зарубили Крюкова с ходу, а окружили и захотели узнать, что этому человеку надобно и на что он надеется. Крюков снял серую папаху с красной звездой и сказал: — Кто здесь начальник, тот пусть скорее берет эту папаху. Тогда казаки решили, что в этой папахе зашит военный пакет, и они крикнули своего начальника. Но, когда тот подъехал и протянул руку, Крюков вырвал наган из-за пазухи и выстрелил офицеру в лоб. Крюкова казаки зарубили и поскакали дальше своим путем. Одни казаки ругали Крюкова, другие — своего офицера. Но были и такие, что ехали теперь молча и угрюмо думали о том, какая крепкая у красных сила. Второй- сочинительство на похожую тему, но в изложении современных российских писателей или сценаристов(см. Адмиралъ) под хрустъ французскойъ булкиъ и прочее гиперидеализирование "России которую мы потеряли". Все спер в архиве у Гоблина на oper.ru. Утро выдалось серое, тяжкой сыростью облеченное. Туман стлался под копытами лошадей, змеясь, указывал путь меж распадков и рощиц, заманивал в лес. Что-то было не так в воздухе, словно червоточинка укрылась в яблоке, а в ней - червь, мерзкое и алчное создание, затаившееся до времени, чтобы отравить, тайная смерть... Птицы, птицы умолкли, и только чье-то незримое присутствие ощущалось рядом, будто древние мороки пробудились ото сна в сердце вечного леса, заприметили всадников, чей озорной покрик растревожил, рассеял покой и мертвенный сон. Беспокойно прядал ушами верный Буланушка. Разумовский погладил его большую ладную голову - не бойся, родной, не задурит леший, не заманит в свое логово, где не видно ни зги - ни тропки, ни сломанной веточки, и нету возврата. Не бойся, верный друг мой, прорвемся. Обещаю. Казачий отряд гнался за преступником. Казалось бы - чего тут такого, время нынче тяжелое - война. Много развелось всякой погани, шалупони без роду и племени - лишь бы пограбить вволюшку, под красными, кровью словно пропитанными, тряпками знамен. Были времена, когда Русь шла на войну под хоругвями, под позлащеными ликами Христа, строгостью и любовью сподвигавшего на смерть за Отчизну. А эти - с красными тряпками, флагами диавольских легионов, провозвестники последней для человечества битвы. "Эх, ошибся святитель. Не у горы Мегидо, в далеких палестинах, свершится последний суд, а здесь, подле какой-нибудь Шепетовки или Загоркино, встретят свои смерть и славу витязи Христовы. Да только мало нас будет, и не в сияющих шеломах, а в пропитанных потом мундирах и наскоро прилаженных бинтах, и шашки наши будут неимоверно тяжелы и зазубрены. А супротив нас - орда безликая и глумливая, хохочущая, штыками и клыками ощетинившаяся, и образ ее постоянно неуловимо меняется, то - матросские, цингой раздутые хари, то небритые солдатские рожи, и папахи, папахи со срезанными околышами...Вот что нас ждет". Тяжелые мысли одолевали всадника, и конь его чувствовал, понимал, принимал, как есть. Преступник, за которым гнался Разумовский, был необычен. Накануне, в Шепетовке, где дислоцировалась третья отдельная бригада повстанческой армии, в избенку старосты, приспособленную под временную ставку, ворвался человек, рубя гвардейцев и казаков направо и налево шашкой, да только шашка у него была непростая - вдвое длиннее регулярной, как азиатский меч, Разумовский помнил такие с Порт-Артура. Такой шашкой можно разом три головы срубить, если уметь обращаться. Разумовский подул на ладони - холодно. Зарубив в одно мгновение интенданта и четверых штабных, преступник на своих ногах, пешим, унесся в сторону леса, и казачки, поспешившие было оседлать коней, не смогли его нагнать. Укрылся в лесу. А вдруг - исчез совсем? Вдруг растворился, слился с корой деревьев, вдруг унесли его в слепую глубину живые корни, пряча от возмездия? И вдруг мелькнула между сосен красная сатанинская звезда. - Тпруу! - крикнул есаул Порошенко, дюжий хлопец. - Стой, а ну стой, арестовывать тебя будем! Блеснули острия клинков. Всхрапнул конь, вздыбился, пугаясь того, кто появился тотчас. Выплыл, не касаясь ногами земли, остановился, окруженный всадниками, спокойно осмотрелся. Красная звезда на папахе. Скрюченные пальцы с головешками грязных ногтей, ненавистью горящие глаза. Ощерился редкими зубами, сплюнул. Длинная шашка острием цепляла траву. - Вы арестованы за причинение смерти. Сдайте оружие. - скомандовал Разумовский, но сам не поверил в то, что это жуткое существо, посланное преисподней, сдастся. Разве Сатана сдается? Разве, не единожды поверженный, он сложил свое подлое оружье? - Попробуйте...возьмите..- вырвалось из глотки клокотание, менее всего похожее на человеческий голос. Черная ладонь сжала рукоять смертоносной шашки. Казаки подались вперед, замахнулись. Что им, лихим бойцам, какой-то черт?! Рубали и чертей! Разумовский невольно восхитился их отвагой и бесшабашностью. Простые люди, никогда не слышали романсов, не были в Большом, не гуляли по Крещатику или Невскому. Но в них, соли земли, горел огонь отваги. Они, эти простые люди, лишенные шелухи манер и бесполезной образованности, были последней надеждой Белого воинства. Злодей оставался спокоен. - Отставить, - бросил Разумовский казакам. - Да чего ждать, вашбродь? Он же наших зарубил, паскуда, на кой его жалеть? - взвился Порошенко, но не ослушался приказа. Разумовский спешился, подошел к красному, и с каждым шагом ноги наливались предательской свинцовой тяжестью. - Зачем вы убили их? Каков ваш мотив? - с трудом дались слова ему, сопротивляющемуся чарам, зловеще источаемым злодеем. Звезда на его папахе пульсировала багрянцем, околдовывая, дразня, проклятый пентакль. - Ле-ее-нин...- прошипел злодей. - Ле-е-енин...приказа-а-ал. - Разве Ленин твой - опора и будущее России? Разве за Лениным твоим - правда? - Не-ет, - криво ухмыльнулся убийца. - Потому...я..и слушаюсь...- и с этими словами неожиданно выхватил из ножен шашку, и наотмашь рубанул. Разумовский едва успел отразить удар. И началось. Кровавая кутерьма, крики, звон булата, выстрелы. Мир вокруг взорвался воплями яростной драки. В один момент Разумовский оказался в гуще свалки, и кто-то случайно ударил его то ли локтем, то ли прикладом винтовки, отчего на глаза пала кровавая пелена, и Разумовский потерял сознание. Последнее, что он помнил - красная пульсирующая звезда на продырявленной пулями папахе. Он очнулся, дрожа от холода. На лес опускались сумерки. Вокруг повсюду лежали изрубленные товарищи. Порошенко, как куль, ничком громоздился под ногами, а его голова, отделенная от тела, лежала поодаль, и по-детски безмятежно улыбалась. Все мертвы, все до единого. Существо в папахе со звездой скорчилось под грудой казачьих тел. Из его горла торчала шашка, по рукоять всаженная. "Это моя шашка. Это я его убил," - безразличная мысль прокатилась в голове. Разумовский подошел к телу, и с отвращением, упираясь в плечу убитого сапогом, вынул клинок, оттер от темной, пузырившейся ядовито крови. И тогда осознал, что и сам весь в крови. Вытер рукавом лицо - тоже кровь. Мерзкая бесовская кровь была на нем, отравляя, разъедая. Умыться, скорее умыться! Разумовский, пошатываясь, побрел к луже, в которой, как в зеркале, отражались первые звезды, и верхушки деревьев. Наклонился, пал на колени, зачерпнул воды, плеснул на лицо. Вот так. Вот так-то лучше. Смыть с себя гадость. Очиститься. И вдруг он увидел свое отражение. Из воды на него смотрело осунувшееся, черное как у эфиопа, лицо. А прямо посреди лба, источая кровь, светилась в сумерках вырезанная в коже пентаграмма. Клеймо. Клеймо! Разумовский отшатнулся, закрыл руками лицо, рухнул навзничь. - Возьми шашку. - изрек кто-то невидимый. - Н-не-ет! - исторг Разумовский, и содрогся в удушающем плаче. - Нн-е-ет! - Возьми шашку! - твердо повторил голос. - Кто ты?! Что ты?! Кто ты?! - закричал Разумовский. На мгновение в воздухе повисла тишина. Затем Разумовскому ответили: - Я тот, кто отныне дает тебе наказы. Возьми шашку! - прогремело в голове. Внезапно Разумовского озарила чудовищная догадка. - Ты! Ленин! Ты! - прохрипел он. - Да. - Получай же, отродье! - закричал Разумовский, и, выхватив из кобуры маузер, выстрелил себе в лоб, чтобы наверняка поразить Звезду. Птицы вскинулись, тревожно грая, поднялись с ветвей вокруг, потянулись в небо, подальше, выше, к чистым светом сияющим и равнодушным звездам. Где-то далеко отсюда, за тысячи верст, в Петербурге, в пустом неотапливаемом здании, маленький лысый человечек с бородкой волхва пролил морковный чай.
полная версия страницы